ВЕСЕННЕЕ ТАНГО
1.
Вот идёт по свету человек-чудак,
Сам себе печально улыбаясь.
В голове его какой-нибудь пустяк,
С сердцем, видно, что-нибудь не так.
Припев:
Приходит время,
С юга птицы прилетают,
Снеговые горы тают,
И не до сна.
Приходит время,
Люди головы теряют,
И это время
Называется весна!
2.
Сколько сердце валидолом ни лечи,
Всё равно сплошные перебои.
Сколько головой о стенку ни стучи,
Не помогут лучшие врачи.
Припев:
3.
Поезжай в Австралию без лишних слов,
Там сейчас как раз в разгаре осень.
На полгода ты без всяких докторов
Снова будешь весел и здоров.
ЛАСКАЮЩИЙСЯ ЁЖ
Убегу - не остановишь,
Потеряюсь - не найдешь.
Я - нелепое сокровище -
Ласкающийся еж.
Вниз по лесенке
Позвольте пройти.
Веселой песенки
Замучил мотив.
Ля-ля-ля
Ляляля-ля-ля,
Ля-ля-ля
Ляляля-ля-ля,
Голова закружится
Будто во хмелю,
Люблю по лужам,
По небу люблю.
Ля-ля-ля
Ляляля-ля-ля,
Ля-ля-ля
Ляляля-ля-ля,
А вечером снега сугробы
Окутывают фонари.
Бродим вместе. До гроба?
До зари?
А может быть слишком рано
Весеннее в феврале?
Небо умеет обманывать
Людей на земле...
Ля-ля-ля
Ляляля-ля-ля,
Ля-ля-ля
Ляляля-ля-ля,
Убегу - не остановишь...
КАК ЛУНА
Я повернут к тебе,
Как луна,
Одной стороною моей.
Я в тебе,
Как луна,
Вызываю приливы морей.
Я притянут к тебе,
Как луна,
По закону,
Слава богу - Ньютону!
Я кричу по ночам,
Как луна:
"Моя голубая планета!"
Я не слышу ответа.
Где-то
На Камчатке
Разливается горлом вулкана
Раскаленная магма.
Мама
ЖАР-ПТИЦА
Уехать на три дня, включая воскресенье.
Не видеть никого, топить дровами печь.
Не думать ни о чем, смотреть на снег весенний.
Ни с кем не говорить, забыть родную речь.
Пойти в овраг к ручью, к гремящим водопадам,
Услышать голос твой в кипении воды.
В разрывах серых туч с тобой встречаться взглядом.
На мартовском снегу прочесть твои следы.
Забыть про все дела, про этих, тех и прочих
И слышать капель стук и ветра вой в трубе,
И слышать капель стук и резкий крик сорочий.
Не думать ни о чем и думать о тебе.
Один дурак задаст дурацких сто вопросов,
Но если не поймать Жар-птицу на лету,
Пускай мне объяснит марксистский наш философ,
Зачем же создал Бог такую красоту.
ПИСЬМО
Так плавно, медленно совсем схожу с ума.
Здесь в солнечном раю, в Бакуриани,
Где ночь как коршун падает с небес,
Где звезды над далеким перевалом
Как фары от заблудших "жигулей",
Где желтая двурогая луна
Висит коровьей мордой над забором,
Где горы снежные в обнимочку стоят
Мужским грузинским плотным хороводом,
Где все о’кей, но нет тебя со мною.
Здесь в солнечном раю в Бакуриани,
Где к Богу воспаряешь в небеса
За тридцать коп. подъемником на Кохте,
И под тобою снежная страна,
И елок вверх зеленые кинжалы
И вечных сосен теплая кора,
И горнолыжников изящные зигзаги,
И чей-то след по белой целине
За перевал и вниз и в бесконечность,
Здесь в солнечном раю в Бакуриани,
Где мы идем по улицам поселка
И пьем боржом бурлящий у ларька,
И где под крики пьяные грузин
Две девки голые - зима с весной - сцепились
И драку снегом с грязью развели,
А солнце жарит так, что ой-ой-ой,
Гремят в канавах миниводопады
И санки с парою лохматых лошадей
Везут мамаш с детьми по тротуарам
И звонко колокольчики звенят,
Где не спеша между машин через дорогу
Идут к пансионатовской помойке
Два западногрузинских поросенка
И слышен грозный окрик индюка.
Здесь в солнечном раю в Бакуриани,
Где вечером заводят дискотеки
И действует безалкогольный бар,
И танцы в Спутнике и сауна с бассейном,
И дефицитный крем на морду от ожогов,
И перед сном стаканчик хванчкары.
Где все о’кей, но нет тебя со мною
Здесь в солнечном раю, в Бакуриани
Люблю тебя, совсем схожу с ума.
КОГДА Я БУДУ СНОВА МОЛОДЫМ
Стоял февраль, субботний длинный вечер.
По Маросейке узкой в снегопад
Я шел один куда глаза глядели.
Автомобили мучались в снегу.
А в подворотне возле гастронома
Уже стояли двое мужиков.
Один - седой, второй - с орлиным взором
Взглянул и сразу понял, что к чему.
Из двух карманов вынул два стакана,
Зубами пробку молча сковырнул,
Мы приняли и сразу отпустило,
Как будто бы оттаяло внутри.
Когда я буду снова молодым,
Я разыщу тебя на той планете,
Где буду жить по следующему кругу,
Найду тебя и крикну: Ты - моя.
Все было как-то неинтеллигентно,
Мы поделили плавленый сырок,
Пенсионер тянул большую сумку,
Колесики пищали на ходу.
Приезжие тащили чемоданы
И сетки с апельсинами гуськом.
Две девушки болтали по-татарски
И дворник скреб лопатой тротуар.
А если в той большой неразберихе
Я не найду тебя за миллиарды лет,
Отпущенных на все дела людские -
Вселенная сожмется в точку вновь
И атомы безумства моего
С твоим благоразумием сойдутся,
Сольются, чтобы вновь взорваться
И новую вселенную создать.
Ворона села в мусорный контейнер,
Бумаги стала клювом ворошить.
Седой сказал: Пойду-ка сдам посуду.
Какой практичный, умный человек.
Прошли спокойно двое в синей форме,
Девчонка со щенком на поводке,
Который всеми четырьмя ногами
Бежал, бежал куда-то не туда.
ПРИНЯТЬ СВОЙ КРЕСТ...
Принять свой крест. Легко и просто,
Как часть конструкции души,
Как утвержденные по ГОСТу
Размеры и фасон рейсшин.
И осознать необходимость
И пользу этого креста,
И бытия необратимость,
И правды общие места.
Но видя, словно под рентгеном
Поступков и событий суть,
Не верить, что словам и генам
Придет конец когда-нибудь.
Мотор не сбросит обороты,
Не грянет выстрел от земли.
Нести свой крест, как самолеты,
Как в небе синем журавли
***
Москва моя, засыпанная снегом.
Всё глуше шум моторов, гул людей.
Белеют в соприкосновеньи с небом
Раскрытые ладони площадей.
Забытые, замёрзшие бульвары,
Двойные стёкла, шубы, сапоги.
Темнеет рано, яростные фары
В лицо, в лицо, и не видать ни зги.
Во глубине, под толщею асфальта
Семью замками скрытое нутро,
Где всё стабильно, правильно и свято,
Где мерно бьётся метроном метро.
И будет день, и снег уйдёт, растаяв,
Заголубеют, дрогнут небеса.
Москва моя! Пантографы трамваев –
Наполненные ветром паруса.
МЫ - ТОПЛИВО В УРАНОВОМ КОТЛЕ
Мы - топливо в урановом котле.
Мы - толпы, мы критические массы,
Но тлеем мы спокойно, не взрываясь,
И лишние, горячие нейтроны
Запутались в графитовых стержнях.
Мы - топливо, мы призваны сгореть,
Причем сгореть спокойно, не взрываясь,
И довезти до цели экипаж.
Ты - умница, ты в случае чего
Поставишь нам графитовую клизму,
И не взорвется, Физик, твой котел
|
